Всё в дыму… [СИ] - Aruna Runa

Настасья Филипповна задумчиво взвесила топор в руке и опустила, так и не сделав попытки обрубить ветку, к которой примеривалась. Рукоятка была обмотана гипсовым бинтом.

"Неплохо, – подумал Ди. – Гораздо надежнее, чем скотч". Он разрешил донне Лючии брать в аптечных комнатах все, что та посчитает нужным. Домработница сдавала. Хромота ее усилилась, голова мелко дрожала, а пальцы постоянно шевелились, словно перебирая невидимые струны.

– Так что? Скажи мне.

– Не понимаю, о чем вы, мистер Грей. В чем я провинилась?

Корсет колом стоял на ее исхудавшем теле. Волосы сильно побелели. Всего неделя прошла, а по донне Лючии казалось – десяток лет. Ди больше не сомневался в словах Зиленцорна. Она серьезно больна и доживает последние дни. Каждое утро, возвращаясь из города, Ди опасался обнаружить ее мертвой.

– Уходите. – Ди заглянул в так быстро выцветшие глаза. – Пусть придет Зиленцорн.

Он повторял это каждый вечер – Настасье Филипповне, Феликсу, Ире Эриху, герру Линденманну, Никки, Фруме-Дворе, – всем. И прежде чем двинуться в гараж за "Ягуаром", с надеждой всматривался в покрывшееся морщинами лицо. Донна Лючия отвечала обиженной гримасой и принималась на разные голоса лепетать об уборке и хорошем плотном завтраке, который обязательно будет ожидать хозяина.

А Зиленцорна все не было.

Ди уезжал с тяжелым сердцем. Ночами он снова кружил по городу, зачастую пешком, бросив прикрытый тенью "Ягуар" где-нибудь на разбитой обочине. Дороги теперь латали лишь в центре Тавропыля, а Ди сосредоточился на районе бывшего ЦПКиО. Время от времени он встречался с Арсением-старшим и Клопом, а в рощице возле каратарского кладбища обнюхал каждый камень, куст и дерево. И ничего не нашел.

Пепельная роза дремала, тяжело клоня распухший бутон. Лепестки все никак не могли вырваться из плена, и Ди считал, что это к лучшему. Ему и без воображаемых растений и фантомных сердечных болей хватало проблем.

Проклятый художник как сквозь землю провалился. Причем буквально: несмотря на то что Крайм свободно плыл по морю, не все тоннели оказались затоплены, и в них все еще можно было прятаться. Но Ди считал, что и прятаться-то теперь некому, всех переловили. Станции метро патрулировались военными и Вежливыми Людьми, по улицам шныряли банды охотников, а вот трупов на деревьях существенно поубавилось.

По орадио звучали, в основном, бравурные марши, бессмысленные патриотические лозунги и призывы не терять надежду, мужество и социальные карточки. Без последних, как понял Ди, нынче не отоваривали в магазинах. Он в очередной раз порадовался, что всегда уделял внимание пополнению своих кладовых. А если не тратить энергию на тень, то и еды ему понадобится значительно меньше.

Куда же запропастился художник? Ди знал, что он жив: тогда, на каратарском кладбище, он, выжав из себя все умение и силы, сумел-таки намертво привязать себя к едва заметному остаточному шлейфу, пронизанному нежным запахом цитруса с ноткой полыни и хвои. Если его владелец покинет остров или, допустим, погибнет, Ди потеряет след. А вместе с ним – и рассудок.

Стойкое ощущение запаха просто исчезнет, сменится обычным воспоминанием, а потом – холодной пустотой, как случилось, когда он потерял родителей. Да и сомневался теперь Дориан Грей, что те, кого он всю жизнь искренне любил и называл папой и мамой, действительно были его родителями.

Греи играют не только людьми. Он хорошо это усвоил.

Наконец Ди решил, что хуже уже не будет. Зиленцорн ушел, донна Лючия все равно вот-вот скончается, а он теряет драгоценное время на ежедневное возвращение в Резервацию. Итак: он останется в городе и не вернется домой, пока не найдет своего художника. Поселится где-нибудь неподалеку от бывшего ЦПКиО и будет искать, ни на что более не отвлекаясь. Нужно заехать домой, взять самое необходимое.

Однако дома Ди поджидал очередной сюрприз.

**38**

Он почувствовал неладное, как только коснулся собственной тени. Нет-нет, она по-прежнему надежно скрывала дом от любопытных глаз, и в ней по-прежнему не было не единой бреши, но тень истончилась. И жадно завибрировала, почуяв приближение хозяина. А ведь Ди укреплял ее всего два дня назад. Это означало одно: проникновение. Постороннего. Грея.

Его кровь Ди унюхал уже в дверях. По всему дому не горел свет, но Ди с легкостью мог сказать, что донна Лючия в порядке: он слышал неровный, болезненный стук ее сердца. И еще один – медленный и глухой. Стук сердца. Чужого. Грея.

Кровь отдавала старостью, мускусом и чуть затхлой ванилью – приторно-сладкой, той, что от неправильного хранения вот-вот покроется плесенью и станет никуда не годной. Кровь. Незнакомого. Грея.

– Не входи! – услышал Ди шепот, когда ступил на порог. – Ich brauche Zeit.

"Мне нужно время". Интересно, для чего?

– Зиленцорн?

Мрак – не помеха, Ди сразу заметил, как изменилась фигура донны Лючии. Она сидела на обеденном столе, который за ненадобностью давно сдвинули в угол гостиной. В странной позе сидела: мускулистые ноги в винтажных серебряных башмачках скрещены, голова наклонена в сторону, взгляд направлен куда-то в угол. Что там, между окном и шкафом, Ди увидеть не мог, мешала широкая заставленная книгами этажерка и кресло. Но уже все равно знал. Грей. Истинный. Чистый.

– Не входи.

Ди застыл в дверях, прислонившись плечом к косяку. Сдвинулся, позволяя лунному свету упасть в открытый проем, осветить пол. Мрамор странно блестел, переливался, будто усыпанный мельчайшей бриллиантовой пылью. Так Ди показалось в первый момент. Но потом он разглядел: это другой блеск, мертвый и жирный. Опасный. И какой-то… сытый.

Резко пахло утиным салом. Донна Лючия, наверное, стряпала завтрак, когда чужой грей пробрался в дом. Хотя… рановато для кулинарных экзерсисов. Середина ночи, полная луна на небе, черный холодный камень, царапающий глаза призрачным сиянием.

– Что здесь происходит?

– Vorsicht! Еntenwanderung! [13] – зафыркал бес. В темноте сверкнули желтые глаза.

– Какой уткоход, где? Погоди… Ты что, разлил утиный жир? Растопленное сало? В гостиной? Нет, ты намазал салом весь пол?

– Залил, – коротко пояснил бес и снова стих, наклоня голову.

– И кто у тебя там?

Зиленцорн зарычал. Он явно что-то держал в руках, но, поскольку сидел к Ди боком, тот не мог рассмотреть, что именно.

– Послушайте… Нельзя ли это прекратить?

Этот – посторонний, чужой, незнакомый – голос звучал вкрадчиво и устало. И усталость была ненастоящей. Ди чуть не зашипел в ответ, но вовремя взял себя в руки:

– Что вы делаете в моем доме?

Нарочито громкий вздох. И кроткий ответ:

– Лежу на грязном полу.

Ди скрипнул зубами и принялся мысленно считать от одного до десяти.

– Прошу прощения за глупую сцену. Это вышло случайно. Я пришел с вами поговорить.

"Я пришел с миром"…

– Говорите.

Снова вздох, такой же громкий и театральный.

– С вашего разрешения, мне хотелось бы принять более удобное для разговора положение, Ким.

Давным-давно позабытое имя ударило под дых. Ди захлебнулся воздухом и, кажется, даже всхлипнул. Зиленцорн беспокойно шевельнулся. Ди увидел в его левой руке нацеленный в сторону гостя "Хохлов-энд-Москальофф". Это зрелище привело его в чувство. Ди все собирался отнести пистолет в подвал, где хранились папины коллекции оружия, и все откладывал, вечно натыкаясь на "ХаиМ" на полках в одежном шкафу в самые неподходящие моменты.

Ким. Как интересно. Разговор обещает быть познавательным.

– Меня. Зовут. Дориан. Грей. А вас?

– Джонни.

Наступившая тишина щекотала нервы тиканьем настенных часов. Ди отлепился от косяка и попробовал мраморный пол кончиком берца. Скользко. Опустился на порог, скрестив ноги по примеру Зиленцорна.

– Мне удобно. А вы не в том положении, чтобы выбирать положения.

– Ошибаетесь, Дориан.

Проклятье, отсюда ничего не было видно. А Ди очень хотелось бы посмотреть на легендарного Джонни Грея, застигнутого врасплох банальным утиным салом. Кумир миллионов пришел и валяется на грязном полу в чужом доме. Как извращенно умеют сбываться детские мечты.

– Давайте сразу кое-что проясним. – Заданный тон выдерживался без труда. Ди вообще неплохо давались дипломатические переговоры в щекотливых ситуациях, хотя он никогда не думал, что они выйдут за пределы школьных кабинетов и коридоров. Наивный. Наивный и глупый. – Вы, Джонни, находитесь в моем доме, но я вас сюда не приглашал. Поэтому был бы чрезвычайно признателен, если бы вы позволили мне выбирать условия, сопутствующие разговору, на котором вы настаиваете. Вы ведь настаиваете?

– Конечно, – быстро согласился Джонни. Правда, непонятно, с чем именно согласился, но Ди уже знал, что делать дальше.

– Лежите смирно, – посоветовал он. – А ты сиди спокойно. – Это Зиленцорну. – Окно рядом с вами, я так понимаю, все еще открыто? Или вы вошли через дверь?